Часть 1. НАЧАЛО ВОЙНЫ

К началу Великой Отечественной войны музей «Новый Иерусалим» (в то время — Московский областной краеведческий музей) обладал серьезнейшими коллекциями, являлся создателем ряда передовых экспозиций, и несмотря на драматические кадровые изменения 1937 года прочно занимал место лидера музееведческой науки в Московской области. Для истринцев, как и для всех мирных жителей Советского Союза, известие о начале войны с Германией стало точкой отсчета нового времени. Большинству горожан 22 июня 1941 г. запомнилось в первую очередь выступлением В. М. Молотова по радио и общим ощущением тревоги и растерянности. Таково свойство человеческой памяти: чрезвычайные события запоминаются гораздо отчетливей, нежели обыденные. Короткая дневниковая запись жительницы Истры Анастасии Рукиной сохранила начало этого трагического дня: «Утром шел дождичек очень теплый и быстро кончился, он был очень хорош, так как после него все деревья стали такие чистые, не было пыли». Страшные вести всколыхнули город. Москвичи, проводившие лето на дачах близ Истры, засобирались по домам и к вечеру заполонили станцию. В ожидании поездов люди молча провожали глазами воинские эшелоны, уходившие на запад. С известием о начале войны, музей, который находился на территории Ново-Иерусалимского монастыря, закрыли. Подготовка к эвакуации велась силами нескольких сотрудников. В связи с быстротой приближения фронта, упаковка шла в большой спешке. В первую очередь, были вывезены в Москву экспонаты спецфонда — предметы из драгоценных металлов. После этого приступили к упаковке экспозиции, расположенной в 42-х залах. В связи с невозможностью стопроцентного вывоза предметов, спешно организовывались тайники в Воскресенском соборе.

До нашего времени дошли интереснейшие документальные свидетельства о деятельности сотрудников музея, пытавшихся спасти выдающийся памятник истории, культуры и архитектуры — Ново-Иерусалимский монастырь и не эвакуированные музейные предметы от уничтожения. С первых дней войны Московский областной краеведческий музей (МОКМ) перешел на работу в условиях военного времени. 17 сентября 1941 г., когда налеты немецкой авиации на город участились, директор музея С. М. Прусаков написал в исполком Истринского райсовета такое письмо: «Совершенно правильно, что объект — бывший монастырь Новый Иерусалим служит ориентиром налетов на Москву… он должен быть замаскирован. Этим вопросом необходимо заняться руководству всего района, а именно: если бы речь шла о маскировке этого громадного объекта на летний период, то это было бы не так трудно — окрасить различными красками, то он расплылся бы в растительности леса и полей, но коль маскировка должна быть произведена на зимний период, то краски, какие бы они не были… выделят … из зимней обстановки. Следовательно, он будет служить не меньшим ориентиром, чем в данный момент… маскировка должна быть особая, а не для проформы». Далее следует предложение обратиться в Московский областной исполком за помощью в разработке плана маскировки инженерами из Москвы. По всей видимости, предложение это не рассматривалось, и в дальнейшем никаких действий по маскировке собора не предпринималось.

Часть 2. ЭВАКУАЦИЯ ФОНДОВ

Приказ об эвакуации новоиерусалимского музея был получен в июле 1941 года. Как и в большинстве музеев страны, в нем не имелось плана вывоза ценностей на случай возникновения угрозы их сохранности. Поэтому спасение музейных предметов целиком зависело от оперативности сотрудников и наличия транспорта. Из-за быстрого приближения линии фронта собирать фонды пришлось в огромной спешке. Согласно полученной инструкции, в первую очередь в ящики упаковали изделия из драгоценных металлов. По окончании работ руководство музея получило указание уничтожить документы, фиксировавших этот факт, и продолжить подготовку к эвакуации других предметов, имевших большую историческую и материальную ценность. К началу войны экспозиция музея располагалась более чем в 40 залах. С конца 30-х годов — сложного этапа в жизни музея — разделы, посвященные истории Воскресенского монастыря и дворянских усадеб, были признаны необоснованно раздутыми и сокращались. Их место заняли историко-бытовые инсталляции, показывавшие тяжелое положение трудового народа в дореволюционной России, с одной стороны, и новую советскую действительность — с другой. Однако музейные фонды сохранялись. Упаковка музейных предметов была нелегкой задачей. Сотрудникам приходилось одновременно производить и отбор самого ценного. 15 августа экспозиция была свернута, после чего упакованные в ящики экспонаты ожидали вывоза полтора месяца. Работу в музее приостановили, сотрудников сократили, оставив только хозчасть и администрацию. Директор музея С. М. Прусаков в докладной записке в секретариат Московского областного комитета ВКП (б) от 11 октября уведомлял: «Архив уничтожен, произведена упаковка ценных исторических и материальных ценностей в количестве 40 ящиков, на 5 полуторатонных машин. Эти упакованные ящики пока не отправлены…». Вывоз и доставку ящиков в Москву поручили инспектору Московского областного отдела народного образования Евгении Ивановне Кожуховой и ее брату Сергею Ивановичу — директору музея «Бородино». Занятые спасением фондов своего музея, в Истру уполномоченные по эвакуации музейного имущества Кожуховы смогли приехать только к вечеру 4 ноября. Обстановка на фронте складывалась крайне неблагоприятно, ожесточенные бои шли в 18 километрах от города, дальнобойная артиллерия обстреливала станцию Ново-Иерусалимская. В такой ситуации лишь к утру 5 ноября Кожуховым удалось «выбить» два грузовика. Ночью ящики доставили на станцию и погрузили в вагон. Этот состав оказался последним, проследовавшим в Москву от станции Истра. Из Москвы экспонаты истринского и бородинского музеев в сопровождении С. И. и Е. И. Кожуховых отправили в Алма-Ату. За время следования в Казахстан состав дважды попадал под бомбардировку, но экспонаты не пострадали.

Часть 3. ПОЛНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ

Обстановка день ото дня становилась все тревожнее. По дорогам с запада на восток бесконечным потоком двигались обозы беженцев, тянулись гурты скота. Многие уезжали за пределы Истринского района, в ближайшие от Истры деревни, уходили в лес. Некоторые предпочли остаться в землянках, вырытых в своих огородах. Об эвакуации предприятий и учреждений в 1975 г. вспоминал председатель исполнительного комитета Истринского районного совета депутатов трудящихся С. М. Баталин: «Еще в июле–августе мы демонтировали и вывезли на восток оборудование ряда наших фабрик: Дедовской прядильно-ткацкой, Ивано-октябрьской суконной, Истринской воротничковой, Глебовской птицефабрики. Вывезли ценности краеведческого музея». Конечно далеко не все музейные ценности удалось отправить в эвакуацию. Часть оставшихся предметов решено было скрыть в специально оборудованных на территории монастыря тайниках. Об этих тайниках знало только несколько сотрудников музея. Два тайника оборудовали в Воскресенском соборе. В одном спрятали книги и рукописи, картотеку и инвентарные описи, в другом — церковную утварь, иконы, Евангелия, образцы русских и западных тканей, фарфор, часы, скульптуру. Чтобы замаскировать второй тайник, проем заложили кирпичом и закрасили под цвет стен. Мокрые кирпичи, дабы не вызвать подозрений, носили в собор в чемоданах и, прежде чем употребить в кладку, просушивали на печи. О судьбе этих тайников мы еще расскажем вам позже. В Истре полным ходом шла мобилизация. Сразу после известия о нападении фашистов город перешел на военное положение. В горсовете было срочно собрано совещание руководителей служб города. Все руководство городского совета перешло на казарменное положение.

В первые дни войны на фронт ушло большинство мужчин призывного возраста. Как и везде, особенно рвались на поля сражений молодые люди. Прямо с выпускного вечера в армию ушли все юноши-десятиклассники школы имени А. П. Чехова. Все оставшееся трудоспособное население было задействовано в работах. Для усиления охраны военных объектов в городе был создан истребительный отряд. Без отрыва от производства в учебных командах готовили связистов, снайперов, истребителей. Молодежь организовывала ночные проверки состояния светомаскировки, несла охрану на улицах города и в учреждениях. Спешно организованная санитарная дружина оказывала помощь раненым во время налетов и обстрелов. Пострадавших жителей сначала приносили в горсовет, а затем отправляли в санитарный батальон. Предприятия районного центра были переведены на выполнение военных заказов. Швейная фабрика и артель «Швейник» шили обмундирование, артель «Металлист» изготавливала детали для мин. В сентябре 1941 по решению бюро Истринского райкома партии на территории района было создано три партизанских отряда, в состав которых вошло 120 человек. Партизаны заняли исходные позиции в лесных массивах, и в течение 2-х месяцев строили землянки, готовили продовольственные базы, склады боеприпасов, проводили подготовку бойцов. К 20 ноября командование признало отряды готовыми к боевым действиям. Уже с середины октября Истру стали бомбить почти ежедневно. В подвале церкви Вознесения разместили районный штаб противовоздушной обороны. Истра постепенно становилась прифронтовым городом.

Часть 4. ЗАХВАТ ИСТРЫ

В конце октября, на станцию Новоиерусалимская прибыла 78-я стрелковая дивизия, переброшенная по тревоге с Дальнего Востока. В тот момент в ее составе было более 14 000 солдат и офицеров, 23 легких танка, несколько бронемашин, около 120 орудий полковой и дивизионной артиллерии и минометов, более 400 автомашин и 3400 лошадей. 31 октября последний из 36 эшелонов закончил выгрузку и уже на следующий день дивизия в полном составе сосредоточилась в лесах западнее и юго-западнее города Истры по обеим сторонам железной дороги и Волоколамского шоссе. 1 ноября 1941 года 78-я стрелковая дивизия вступила в первый поединок с отборными немецкими дивизиями. Это были 10-я танковая дивизия, моторизованная дивизия СС «Рейх» с ее полками «Фюрер» и «Дойчланд», и 252-я пехотная дивизии. Эти элитные немецкие подразделения участвовали в походах на Польшу, Францию, в боях под Минском, Смоленском, Ельней, а позднее были переброшены под Москву на Волоколамское направление. Их обозы везли парадное обмундирование для участников парада на Красной площади. Гитлеровцы рвались к Москве. В конце ноября — начале декабря 1941 года город Истра оказался в центре ожесточенных боевых действий. На фронте Калинин — Волоколамск — Руза немецкая армия продолжала наступление на Москву. Данная угрожающая обстановка отразилась на устойчивости обороны 78-й дивизии. 23 ноября враг прорвался на территорию района, в этот же день советские войска оставили Клин, Солнечногорск, Яхрому. Со стороны деревни Глинки к городу подходили части 252 немецкой пехотной дивизии, 11-я и 5-я немецкие танковые дивизии форсировали Истру в районе Лопотово. 86-й стрелковый полк 10-й танковой дивизии под командованием подполковника фон дер Шеваллери захватил Бужаровский мост. Танки и мотопехота появились также и близ северных предместий города. Нашим бойцам приходилось не только отбивать атаки противника с фронта и тыла, но и производить очистку монастыря на северо-восточной окраине города от вражеских автоматчиков, проникших туда еще до занятия полком обороны на этом участке.

25 ноября по приказу К. К. Рокосовского 78-я стрелковая дивизия отступила на восточный берег Истры и заняла оборону в городе и южнее. К 17.00 на западном берегу оставался только саперный батальон 40-го полка, ожидавший отхода собственного арьергарда и готовивший подрыв моста через Истру по Волоколамскому шоссе. Отрезанные эсэсовцами боевое охранение 40-го полка и отряд 18-го прожекторного батальона отбивали первые нападения на монастырь, где был расположен полковой командный пункт. Поздно вечером, под прикрытием артналета им удалось прорваться сквозь оцепление и покинуть объект. Основной бой за Истру начался ночью с 25 на 26 ноября. Сигнал о возобновлении активных действий поступил из речной излучины под монастырем, нападали не только с запада, но и с севера и юга. Волна за волной заходили на бомбежку пикирующие бомбардировщики. Дивизия СС «Райх» при поддержке 40-го корпуса 10-й танковой дивизии предприняла решительный штурм «Истринской цитадели» — ансамбля Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. По данным боевого отчета дивизии СС «Райх», «окраина города и, в особенности, цитадель … были тщательно укреплены…». Перед началом штурма взорам эсэсовцев представилась «крепость … со средневековыми стенами, переходами и башнями, а также надежными казематами и роскошно-помпезной православной церковью, стоявшей посередине, — мощный и почти неприступный бастион». Восточные ворота монастыря были открыты, но вход в них преграждали войска Советской армии, в связи, с чем гитлеровцы 3-го батальона полка «Фюрер» вынуждены были около четырех часов осаждать западные ворота, забрасывая их гранатами. В 5 часов утра захватчики ворвались на территорию музея.

ЧАСТЬ 5. ОККУПАЦИЯ

Советские войска отступали. Истра, ключевой пункт последнего оборонительного рубежа Москвы, оставалась в руках врагов. Войска обеих сторон несли чудовищные потери. За мужество и стойкость, проявленные в боях на подступах к Москве, 26 ноября 78-я стрелковая дивизия была переименована в 9-ю гвардейскую, а ее командиру А. П. Белобородову присвоено звание генерал-майора. Ранним утром 27 ноября, наблюдательный пункт, располагавшийся в подвале Вознесенской церкви, был вынесен на окраину города в Полево. Через сутки и эта линия обороны пала, и наши войска окончательно покинули город. По окончании боя, Истра, которая по оценке наступавших немцев, «значила для Москвы то же, что Потсдам для Берлина», получила сильнейшие повреждения. Горели целые улицы, отдельные дома, тлеющие обломки и битый кирпич загромождали мостовые. По свидетельству одного из гитлеровцев, «… под многоярусными сводами монастыря, половину которого занимал собор и музей с дорогостоящим собранием старинных картин, фаянса и мебели…» разместился госпиталь, где тяжело раненные немецкие военнослужащие «спасались от бомбежек и холодов». «Спасением» от русских морозов для завоевателей явились оставшиеся в неотапливаемом соборе коллекции мебели и икон. Местные жители, ставшие очевидцами трагического штурма новоиерусалимского ансамбля и последующего пребывания немцев в музее, несомненно, не могли быть полностью объективны, но каждый из них отмечал варварское отношение захватчиков к культурным ценностям: «… Музей подвергается безудержному грабежу. Мебель XIX в. ломается, сжигается. Картины, гравюры, фарфор, зеркала нагружаются в машины и увозятся, что нельзя увезти… бьется, ломается, выбрасывается во двор…». На захваченной территории Истры оставались те, кто по каким-либо причинам не смог уехать. Большинство пленных составляли старики, женщины и дети. Пожилые люди отказывались уходить, оставлять места, где прожили всю жизнь. Многие из них по возрасту опасались не выдержать дороги. Но были и те, кто оставался осознанно. «Что же немец не человек? Издевается, озарует — врут всё. Немец везет за собой палатку. Покупай, что захочется». Разочарование от подобной наивности наступило сразу. Почти все были принудительно привлечены к разнообразным работам на немцев.

Мародерство и жестокое обращение процветало повсеместно. Выгоняя людей из чудом уцелевших домов, завоеватели устраивались на постой. «Как вошли, прямо пошли по окопам, где скрывалось население. Первым делом требовали спички, керосин, лампы, затем выгнали всех из убежищ и стали забирать все, что там было: продукты, вещи, теплую одежду» Теплые вещи пользовались у солдат особым спросом. Форма немецких солдат не соответствовала климатическим условиям «русской зимы», и поэтому все, что было связано с утеплением и обогревом, вызывало у них жадный интерес. За валенки или пальто могли расстрелять. Хотя, расстаться с жизнью можно было и за менее ценный предмет, а то и вовсе без повода. В попытке выжить в новых условиях, люди вынуждены были соглашаться на любую работу. Женщины кололи дрова, подростки носили тяжелые жбаны с водой. Стирали, мыли полы, перебирали обнаруженные в погребах овощи, готовили. Опасаясь отравления, немцы часто заставляли снимать пробу с приготовленной пищи, зачастую это было все, что удавалось съесть за день. Судачили, что работающим при штабе «за еду» сильно повезло. Помимо голода жестокие мучения причинял мороз. В этой ситуации многих спасло неумение немцев топить печи, для чего тоже часто привлекались пленные. В первых числах декабря наступательные возможности немцев оказались исчерпанными. Войскам были необходимы отдых, пополнение и перегруппировка. В 9 утра 7 декабря части, располагавшиеся в окрестностях г. Истры получили предварительные указания о местах временного зимнего расквартировывания.

Часть 6. ЭКСПОНАТЫ В ЭВАКУАЦИИ

Осенью 1941 года эвакуировались подмосковные музеи. Самые ценные коллекции Истринского и Бородинского музеев, как мы уже рассказывали, были вывезены в Алма-Ату. Туда же из столицы был эвакуирован «Мосфильм». Все усилия музейщики старались направить, в первую очередь, на сохранение вывезенных предметов в сложной обстановке. Однако даже в условиях военного времени культурная жизнь не замирала ни на день. В 1943 году музей получил разрешение Наркомпроса использовать некоторые экспонаты (иконы, предметы из металла, книги, древнерусское шитье) для съемок кинофильма «Иван Грозный» — последней картины Сергея Эйзенштейна. Режиссера и сценарий утверждал лично Сталин, ему же принадлежала идея создания фильма. Эйзенштейн приступил к работе летом 1941 года, предварительно изучив исторические документы, хроники и жизнеописания. Съемки начались в Алма-Ате в 1943 году. Снимать в основном приходилось ночью, так как днем все электричество шло на нужды заводов, снабжавших фронт. На роль Ивана Грозного практически сразу был утвержден актер Николай Черкасов. Перед ним стояла сложнейшая задача — воплотить образ русского царя на разных этапах его жизненного пути. Благодаря тончайшей работе гримеров и глубокой внутренней работе артиста над ролью Черкасову приходилось в разных эпизодах то «молодеть», то «взрослеть» в кадре — разница достигала 20 лет. Благодаря яркому актерскому составу — Серафима Бирман, Михаил Жаров, Андрей Абрикосов — в картине были созданы неповторимые и очень яркие образы. Мелькнул на экранах и юный Вицин в роли молодого опричника. Съемочной группе и художникам приходилось проявлять чудеса изобретательности. Например, когда на декорации не хватало фанеры, мастера использовали местный сорт кустарника, из которого плели особые пласты и использовали для строительства. При жесточайшей экономии средств группе художников-постановщиков удалось изготовить сложнейшие декорации, которые вместе с работой оператора воссоздали уникальную атмосферу кремлевских палат и боярских дворов. В этом есть немалый вклад и нашего музея. В списке экспонатов, предоставленных для съемок фильма новоиерусалимским (тогда Московским областным) музеем, значится 21 предмет. Все они узнаются в кадрах гениального творения Эйзенштейна. В сцене болезни царицы Анастасии Романовны стены ее опочивальни декорированы пеленами из фондов музея. Любой музейный хранитель приходит в ужас, когда видит в кадре открытый огонь лампад рядом с драгоценным шитьем. Это нарушение всех правил музейного хранения оправдано только условиями военного времени. Саккос (верхнее богослужебное облачение), который теперь можно увидеть в экспозиции «Особая кладовая», встречается в первых кадрах фильма, рассказывающих о венчании царя на царство. Фильм «Иван Грозный» до сих пор вызывает немало противоречивых идеологических толкований. Но то, что он предельно эстетичен и красив по видеоряду, не вызывает сомнений. Первая часть фильма вышла на экраны в 1945 году, однако судьба этого творения, созданного в тяжелый военный период, оказалась печальной. Почитайте об этом на портале Культура.РФ https://www.culture.ru/movies/444/ivan-groznyi и посмотрите кадры фильма, в которых наши посетители наверняка узнают знакомые предметы. В августе 1943 г. имущество Истринского музея было возвращено из Алма-Аты в Москву. Позднее сюда вернулись и музейные предметы — участники съемок «Ивана Грозного». Еще позже экспонатам предстояло вернуться в Истру, уже в совсем другой, послевоенный музей.

Часть 7. ОСВОБОЖДЕНИЕ ИСТРЫ

В конце ноября 1941 года противник продолжал попытки прорвать оборону 9-й гвардейской стрелковой дивизии. Стремясь вдоль Волоколамского шоссе пробиться к Москве, он бросил в наступление дополнительные силы. Теперь против 9-й гвардейской действовали части четырех вражеских дивизий. Но к этому времени наши подразделения получили пополнение в людях и артиллерии, что способствовало усилению обороны. Ни ввод немцами новых сил, ни массированные удары авиации, ни атаки танков, поддержанные артиллерией, не смогли ее сломить. Немецким войскам не удалось продвинуться далее 41-го километра Волоколамского шоссе. Этот рубеж был последним, на котором противник был окончательно остановлен, а затем и отброшен назад. 6 декабря части 1б-й и 20-й армий, действовавших на Истринско-Солнечногорском направлении, перешли в решительное контрнаступление и погнали врага на запад. Наступление проходило в трудных условиях, под Москвой стояли 40-градусные морозы. 10 декабря ожесточенная борьба развернулась на ближних подступах к Истре. Фашисты превратили город в мощный узел сопротивления. Немецкое командование стремилось, во что бы то ни стало удержаться на Истринском водохранилище и реке Истре, чтобы отвести свои главные силы на рубеж рек Ламы и Рузы. Фашисты взорвали плотину Истринского водохранилища. Уровень воды поднялся до 4-х метров, что затруднило действия наших войск. Одновременно артиллерия противника открыла сильный огонь по городу Истре. Уничтожив такие стратегически важные объекты, как плотину, мосты, переправы, и заминировав подступы к разрушенному городу, 10 декабря 1941 года саперы 614-го полка дивизии СС «Райх» взорвали ансамбль Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. В боевом отчете дивизии отмечено: «В городе Истра больше не осталось ни одного дома. Цитадель, которая могла дать неприятелю хорошие возможности для наблюдения, полностью взорвана…». Взрывы сильно повредили Воскресенский собор и его внутреннее убранство, уничтожили верхние ярусы башен крепостной ограды и надвратную церковь. Погибли колокольня и западные опорные пилоны собора, которые несли на себе своды центральной части и шатер ротонды. Одновременно были сожжены все остальные здания монастырского ансамбля. Комплекс Трапезных палат, где располагалась основная экспозиция музея, сгорел, своды второго этажа обрушились. В огне погибли невывезенные экспонаты — коллекции икон, мебели, часть библиотеки, архива и фонды отдела природы.

Последние вражеские солдаты покинули монастырь после обрушения памятников ансамбля и окончания пожара, заминировав территорию и руины. Жителям города было приказано к 10 часам утра покинуть город, невыполнение приказа грозило расстрелом. Под охраной автоматчиков людей сначала погнали в сторону Рузы, а затем вновь направили в Истру. По мнению тех, кто находился среди конвоируемых, фашисты намеревались прикрыться ими при отступлении своих войск или использовать на прифронтовых работах. Утром 11 декабря после массированной артиллерийской подготовки начался бой за Истру. В освобождении города принимали участие 9-я гвардейская стрелковая дивизия, недавно оборонявшая город, и отдельные части 18-йстрелковой дивизии и 17 -й танковой бригады. Наступление одновременно велось с нескольких сторон. Атаки пехотных частей поддерживались артиллерией. Немцы не выдержали натиска наших войск и, понеся большие потери, отступили на правый берег реки Истры. К исходу дня город был освобожден. Истра стала первым городом, который освободили советские войска в ходе контрнаступления под Москвой. Своих освободителей город встретил дымящимися развалинами. Отступая, немцы уничтожили в городе 1084 дома, электростанцию, больницу, восемь магазинов, три детских сада, четыре школы, дом пионеров, кинотеатр, библиотеку, парт кабинет, дом, в котором жил Чехов… После освобождения города наши войска предприняли несколько попыток сходу форсировать реку Истру, в частности, у деревни Никулино, однако, эти попытки не удались. Правый берег реки был сильно укреплен, к тому же после взрыва плотины в отдельных местах ширина реки достигала 50 метров. Переправиться на другой берег на плотах не удавалось из-за сильного артиллерийского и минометного огня противника. 15 декабря еще шли бои в северной части города, у городской больницы. Но несмотря на то, что борьба за переправу продолжалась в течение трех суток, врагу не удалось остановить наступление наших войск. К 17 декабря весь Истринский район был освобожден от захватчиков.

Часть 8. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РУИНЫ

В декабре жители Истры и окрестных деревень начали возвращаться на пепелище. Многие семьи во время эвакуации вынуждены были покидать город порознь, и теперь волнение о судьбах родных и близких подгоняло измученных неизвестностью людей. Лошадей практически ни у кого не было, и люди впрягаясь в сани, везли уцелевшее имущество на себе. Дороги в самом городе и на подступах к нему были разбиты ямами от воронок, местами путь преграждала брошенная при отступлении военная техника. На месте домов торчали только обгоревшие печи с полуразрушенными трубами. Редким исключением были уцелевшие стены без крыш и окон. Вдоль улиц стояли обугленные, без крон стволы деревьев. Жар от пожаров был настолько силен, что на улицах стаял почти весь снег. Груды стреляных гильз лежали на земле. Ремонт разрушенных и строительство новых домов зимой было невозможным. Некоторые уходили жить в уцелевшие деревни, другие приспосабливали под жилье первые эта¬жи не полностью уничтоженных зданий, прочие ютились в землянках, которые смогли окончательно покинуть только летом 1942 г. Основная масса оставшихся без домов истринцев ушла в г. Дедовск, где была развернута «пищевая станция», кормившая 400 человек в сутки. Здесь же работала хлебопекарня, которая ежедневно обеспечивала хлебом до пяти тысяч человек. Для оставшихся в разоренном городе зимой одной из статей пропитания стало мороженое мясо убитых снарядами лошадей. Всю зиму хоронили найденные тела погибших воинов и мирных жителей. Эти массовые погребения явились для немногочисленных горожан тяжелым моральным и физическим испытанием. Чтобы выкопать могилу в мерзлом грунте сначала на снегу жгли костер, затем долго долбили землю заступами, вбивали клинья. Весной хоронили, трупы обнаруженные под начавшим таять снегом. Постепенно город стал застраиваться сарайчиками-времянками. Их сооружали из мусора оставшегося от пожаров. Окна в уцелевших зданиях забивали фанерой, собирали кирпичи, валявшиеся вокруг, замешивали глину, пытались чинить трубы.

Жительница города Ирина Ивановна Нуждина, секретарь Истринского горсовета в своих воспоминаниях рассказывала: «Мы начали восстанавливать одно из сельских хозяйств, это „Истринская ферма“, что за монастырем, начали с нуля, так как не было ни лошадей, ни техники, все это собирали по крупицам, лошадей эвакуированных в Рязанскую область, нашли и пригнали также и коров из других областей. В первую очередь пришлось очищать поля от мин, но они не все были обнаружены, были случаи, когда рабочие попадали под мины, так что на полях был тот же фронт. В этот же год с территории полей района был снят хороший урожай, хотя в первое время приходилось копать землю лопатами или возить плуг на себе. Какое было счастье, когда из старых запчастей удалось собрать первый трактор! А вскоре совхоз начал обеспечивать овощами фронт и жителей Истры». С 1942 г., по мере освобождения советской земли, музеи включаются в работу по учету ущерба, нанесенного гитлеровцами нашей культуре. Первым свидетельством работ по учету ущерба в новоиерусалимском музее является акт, составленный Комиссией из представителей ГИМ и Института истории материальной культуры Академии Наук СССР. 24–25 января 1942 г. представителями комиссии было установлено: «взорваны: все восемь башен монастырской стены и надвратная церковь над „Святыми вратами“; центральный памятник музея-монастыря, знаменитый Воскресенский собор с колокольней, особенно сильно по¬страдавший в своих основных частях, от взрывов, произведенных в нем немцами, при отступлении из Истры. Сожжены: комплекс зданий — царский дворец, Вифлеемская церковь, настоятельские покои, в которых был размещен Московский областной музей. Кровля сохранилась только над церковью; братский корпус с трапезной (бывший дворец Татьяны Михайловны); три каменных корпуса, примыкающие к северной и восточной стенам монастыря; деревянные одноэтажные постройки, как-то: клуб музея в юго-запад¬ном углу ограды, канцелярия, две лаборатории и жилой домик сотрудников около Гефсиманской башни сожжены дотла.» Данные о варварском разрушении Нового Иерусалима позже будут фигурировать среди документальных свидетельств фашистских преступлений против культуры, оглашенных Международным военным трибуналом в Нюрнберге.

Часть 9. ПОДВИГ МУЗЕЙЩИКОВ

Первыми сотрудниками, вернувшимися, в конце февраля в Истру из эвакуации, были Анна Васильевна Данилова и Вера Григорьевна Головина. Таяние снега могло привести к полной гибели экспонатов, находившихся под развалинами собора и музейных зданий, и сотрудницы начали работу немедленно, не дожидаясь саперов. На первых порах единственным безопасным путем была тропинка, расчищенная от мин. В дальнейшем создавать такие тропинки помогали военные — главные посетители музея, которые, по выражению Даниловой, «любопытничали, прохаживались». После того как на минах подорвалось несколько человек (саперы, сторожа, красноармейцы), стала очевидной вся неосторожность подобного поведения. Выяснилось, что снаряды разложены не только на заснеженной земле и в зданиях, а буквально повсюду — заминированы были поленницы, бытовая утварь, двери в комнаты. Для осуществления работ по разбору завалов необходимо было более свободно передвигаться по территории. Соорудив лыжи, девушки ходили по намеченным вешками тропам след в след, время от времени меняясь местами, по негласной договоренности поочередно рисковать жизнью. Замеченные мины отмечали вешками. В марте Головина была ранена, и Даниловой пришлось работать одной. Ранение оказалось не очень тяжелым, и через неделю Вера Григорьевна уже помогала коллеге.

Работники музея и в это тяжелое время пытались собирать экспонаты, особенно связанные с еще неоконченной войной. Данилова и Головина организовали выставку трофейного оружия. Трагикомичные обстоятельства этого сюжета таковы: по незнанию сотрудницы составили свою выставку из целых невзорвавшихся снарядов, мин и патронов. К счастью, одними из первых посетителей выставки были военные, которые, обнаружив такой склад боеприпасов, сразу закрыли доступ к ней и прислали саперов. Основные работы по разминированию территории начались, когда стал сходить снег. Саперная бригада обнаружила и обезвредила более пятисот мин. Ежедневно сотрудницы осматривали музейные помещения, Воскресенский храм, убирали оставшийся снег, разбирали обломки, вытаскивали из-под них уцелевшие музейные предметы. В сохранившейся юго-восточной угловой части собора была обнаружена знаменитая парсуна «Патриарх Никон с клиром». Уникальное произведение было сильно повреждено — холст продырявлен и разорван. Художественная ценность этого полотна так высока, что и в современной коллекции музея оно является экспонатом первого ряда. За первой обнадеживающей находкой последовали другие. Среди обломков камня и кирпича были найдены портреты и картины, по всей видимости, оставшиеся на стенах галереи собора, где была расположена одна из выставок музея. В полуразрушенной башне наткнулись на огромный завал старопечатных изданий — разбор книг без саперов оказался невозможен, так как они были перемешаны с минами. Материалы архива из первого тайника в момент взрыва рассеялись по камням и перемешались с кирпичами и пылью. Главное вместилище спасенных экспонатов, полностью уцелевший тайник в соборе, не был обнаружен Даниловой и Головиной. Девушки не входили в число сотрудников, знавших о его существовании, а единственным свидетелем его сооружения, выжившим в военные годы, являлась Вера Николаевна Игнатьева, находившаяся в эвакуации. Когда немецкие войска были изгнаны из Истры, В. Н. Игнатьева обратилась с информацией о скрытых в тайниках ценностях к председателю Московского облисполкома. Ее вызвали в Москву, назначив зав. отделом фондами Управления музеев НКП РСФСР и привлекли к работе в музее. Почти месяц Данилова, Головина и Игнатьева расчищали узкую дорожку к тайнику. Пробив замаскированную стену, они обнаружили, что все спрятанные там предметы сохранились. С августа по ноябрь женщины извлекали экспонаты из тайника. Приведем краткий перечень фондовых материалов, обнаруженных в тайнике: ящик 3 — фарфор и стекло; ящик 11 — церковная утварь; ящик 13 — иконы, ткани и книги; ящик 34 — часы и посуда; ящик 51 — архив и различные музейные документы; ящик 56 — Евангелия и старинные книги; ящик 67 — тридцать две старые книги; ящик 69 — ковры; ящик 74 — карты и старинные топографические планы, всего 270 наименований… В 1942 г. сотрудниками были собраны показания очевидцев событий оккупации, а также составлены отчеты о собственной деятельности по спасению экспонатов, уцелевших на территории разрушенного музея. Летом 1943 г. сотрудники Истринского музея приступили к составлению списков экспонатов, уничтоженных в период оккупации. Работы по учету урона продолжались в рамках деятельности Чрезвычайной государственной комиссии по установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. 1 января 1944 г. музей посетила комиссия, в состав которой в качестве экспертов входили И. Э. Грабарь, А. В. Щусев, Д. П. Сухов, Б. А. Рыбаков, Н. Р. Левинсон и другие. Среди документальных свидетельств фашистских преступлений против культуры, оглашенных Международным военным трибуналом в Нюрнберге, где фигурировали и данные о варварском разрушении Нового Иерусалима, в обвинительном заключении процесса общая стоимость ущерба, нанесенного музею войной, была оценена в 47,5 миллионов рублей золотом. Но историческую цену утраченному, цену человеческих жизней, положенных во имя спасения мира от фашизма, никто и никогда подсчитать не сможет.